Действие романа разворачивается в 70-80-е годы, в провинциальном городке Советского Союза. Девочка Саша растет и взрослеет в обыкновенной советской семье, окруженная заботой и любовью. Ее детство не отличается от детства ее ровесников. Разнообразные события школьных лет Саши, включая самые трагические, все же не кажутся необъяснимыми, они вписываются в общую картину времени. И только повзрослев, Саша начинает догадываться, что дом ее детства скрывает некую тайну, которую ей предстоит разгадать.
Но если уж Саша сама не была способна на подобное, то был бы у нее хотя бы такой вот отец, который по ее личному самодурному хотению и только для нее творил бы день и ночь новые и новые творения… Чувство это пронзило Сашу остро и мгновенно, и у нее даже защипало в носу. Впрочем, слезы были бы нелепы и неуместны, и объяснить их причину было бы невозможно; и Саша предпочла сдержаться.
— Девочка, девочка потерялась! — разнеслось по рынку эхо многочисленных голосов, народ вокруг засуетился, и Саша, по-прежнему на грани истерики, все же почувствовала, что сердце перестало безумно трепетать, выскакивая из груди, будто океан паники больше не захлестывал ее с головой.
— Замечательно! — оживилась Елена Георгиевна. — Я начинала учиться на факультете русского языка и литературы. Война распорядилась по-своему… Но я до сих пор пишу… правда, что-то меня последнее время перестали печатать, — она коротко засмеялась хриплым смехом курильщицы. — Расскажите, что вы сейчас изучаете.
Дети редко выходили за пределы интерната, и Костя, меряя шагами тесный двор, вспоминал походы в порт с родителями. Втроем они прогуливались по пристани, вдоль которой качались на зеленоватой воде огромные прекрасные корабли. Отец, указывая на развевающиеся на мачтах флаги, называл страны, откуда корабли прибыли: Япония, Америка. «А теперь — летать!» — объявлял Костя, и мама с папой разбегались, поднимали вверх руки и подбрасывали его маленькое тело так высоко над землей, что ему казалось, будто он равняется в воздухе с надменным японским кругом и веселыми американскими звездочками. Мимо проходили хмельные моряки с кораблей, и ветер доносил смех и обрывки непонятной, но отчего-то заманчивой речи. Бывало, они заходили в гости к папиному боевому товарищу, морскому капитану. «Вылитый отец, таким же бойцом будешь!» — говорил капитан. Он водил зачарованного Костю по кораблю, давал подержать настоящий компас и рассказывал, что скоро поведет свою красавицу в дальний вояж. «Красавицу?» — переспрашивал Костя. Капитан кивал головой и объяснял, что на языках всех мореходных наций корабль — слово женское. «Видишь, брат, для нас, моряков, корабль — как женщина: когда верна да складна — нет ее краше, ну а если взбалмошна — тут держись». Мать укоризненно смотрела на капитана, и он смущенно добавлял: «Ну да мал ты еще, вырастешь — поймешь». Отец усмехался, подмигивал капитану и спрашивал: «Куда идешь?» «Мой маршрут один, в Гонконг. Древесину везем…» Он еще продолжал рассказывать что-то отцу, пока Костя зачарованно прислушивался к плеску волн за бортом.
Кира продолжала жарить оладушки на двух сковородках одновременно, дело у нее было поставлено: она кидала сливочное масло на одну из сковородок, и пока то скворчало и расходилось, снимала готовую порцию с другой, тут же бросая и на нее щедрый кусок масла; опрокидывала пять-шесть ложек густого теста на сковородку, и сразу на другую, но тем временем безупречные круги первой порции покрывались дырочками и обтягивались коричнево-золотистым ободком, и она их ловко переворачивала.