«Газель» сосредоточила внимание на обозримой тропинке. По тропке к будке приемщика подходила пара молодых людей. Представительница прекрасного пола «газели» была знакома по утреннему посещению. Рядом с ней вышагивал темный шатен в зеркальных очках с толстой золотой цепью на шее, в балахонистой футболке белого цвета, спущенной на потертые джинсы.

— Ты, прямо поэтесса, ржавая моя соседка. Так красочно описала свою жизнь, что даже тормозная жидкость у меня из колесных цилиндров побежала от зависти. Что моя монотонная жизнь против твоей, такой полной всяческих хороших и плохих впечатлений. Но бывали и у меня светлые денечки. Помню, последние дальние поездки с водителем Сашей за рулем. Молодой он был и горячий. При возвращении домой, под Москвой на трассе сердце мое работать стало с перебоями, масло в двигателе при выезде почти на минимуме стояло, а Саша, пусть будет хорошим его жизненный путь, забыл проверить уровень масла перед выездом. Да плюс ко всему прочему, это масло подтекало из резинового рукава около масляного радиатора. Вот и случилось то, что получилось мне заглохнуть почти на дороге. Хорошо еще водитель сообразил съехать по инерции на обочину. А когда понял, что мое сердце застучало, и больше работать не будет, начал названивать своим начальникам, чтобы меня отбуксировали к месту прописки. Начальники приняли меры, и я надолго встала на ремонт. Ты бесконечно права, когда описываешь неописуемое блаженство и получаемый заряд бодрости от забот и ласк водителя при ремонте машины. Я тащилась, пусть будет грубо сказано, но зато верно, как шнурки по асфальту, от чуткого внимания к моим проблемам водителя Саши и помогающих ему рабочих. Они смазывали мои сочленения и меняли масла и жидкости в агрегатах и механизмах, любовно и обходительно убирали подтеки масла мягкой ветошью. Это был полный кайф. Так выразился мой водитель, когда я завелась после ремонта с первой попытки, и мое новое сердце билось ритмично и почти неслышно. Затем он нашел для себя на стороне другую машину и попрощался со мной. Вместо него моим водителем стал Игорь. Этот скептик мне не доверял, постоянно лазил по моим внутренностям, искал неполадки. Не спорю, иногда он обнаруживал скрытые дефекты в работе моих механизмов и требовал от меня надежной работы. Что мог сам устранить из обнаруженных недостатков, устранял, что не мог, тогда привлекал наемный персонал ремонтников. А их отношения к нам, требующих ремонта машинам, сама знаешь какое. Все делают на «авось», водителю говорят, что «и так сойдет». Тут нет никакого сравнения с местным ремонтом под крылышком порядочного водителя. Долго я с ним эксплуатировалась. Но вопреки моему желанию и дальше с ним работать, начальство завода разлучило нас. Ему за отличную и безаварийную эксплуатацию меня, так считало его начальство, и я считаю это правильным, приобрели новую «газель». А я осталась работать на территории завода. Вот тут мне досталось так, что «мама не горюй». Это высказывание я услышала от моего нового ответственного за меня. Звали его, дай бог памяти, кажется, Гена с отчеством Иваныч. Он до сих пор работает на моем заводе. Как он и его назначаемые второпях горе-водители помыкали мной, знает, наверное, только мой ангел-хранитель. То заведут меня и сразу по газам, не дадут даже прогреться сердцу. За источником питания и его зарядкой совершенно не наблюдают, отчего не раз приходилось им менять его на новый. Борта поломали мне напрочь. Отдыхать изредка ставили меня в покрасочный цех, а там пыль и летучая краска загрязняли меня со всех сторон. Про стекла и зеркала заднего вида и говорить нечего. Сколько Гена Иваныч и его рабочие ни терли стекла, они прозрачней не становились. Сиденья в кабине, ручка переключения передач и рулевое колесо до того загрязнили и порвали, что им самим стало неприятно садиться за водительское место. Сколько раз меня забывали поставить в теплое место, я замерзала и ржавела под дождем и снегом. А уж, какое неисчислимое множество брошенных саморезов и мелких жестянок протыкало мои колеса, так сразу и не сосчитаешь. Но мой Игорь меня не бросал, как только выпадала у него свободная минутка, то он спешил ко мне. Ругался на чем свет стоит на безалаберных подручных Гены Иваныча, но подкручивал мне разболтанные гайки и штуцера, монтировал пробитые колеса, регулировал зажигание и нормальную работу карбюратора. Я ему за это век благодарна буду.

— Тебе не понять, законопослушное транспортное средство. Ты же почти всю свою жизнь на летней резине прокаталась на своем заводе. А ты представь себе, что я сияя зеркальным блеском неторопливо шуршу шипами по черному асфальту. Из музыкальных колонок в открытые окна льется модная песня про любовь. Мой молодой хозяин, стильно одетый, и в черных очках, нежно гладит меня по рулевому колесу. Все девчонки по обе стороны дороги наши. Останавливаются и восхищенно ахают, представляя себя в моих ласковых объятиях, ну, и само собой, в объятиях моего хозяина. Да и не только девчонки, проходящие мимо пешеходы, от мала до велика, просто тают от восторга. Глядят и не могут наглядеться на такую шикарную «тачку» с симпатичным молодым хозяином. Из-за меня даже столкновения большегрузных грузовиков происходили, потому, что их водители рты от удивления раскрывали и на дорогу совершенно забывали обращать внимание. Вот. А ты говоришь, летом на шипах никто не ездит. Я ездила. И если бы не проклятый гвоздь на утренней дороге при срочной поездке моего хозяина на любимую работу, я бы до сих пор нежилась в ласковых руках моего Лёшеньки. А так, авария случилась по причине взрыва переднего колеса. Я сначала ударилась в придорожный столб, потом перевернулась раза три и перестала вообще что-либо видеть. Фары и подфарники разбились и погасли. Понятное дело, крылья, капот, крыша и двери помялись. Стекла, лобовое, заднее и в дверях с правой стороны треснули и рассыпались. Левую сторону я берегла во время переворачивания, хозяина жалела. За то, что я ему жизнь спасла, он меня не продал на разделку, а долго и скрупулёзно восстанавливал меня. И еще в течение продолжительного времени я ему служила верой и правдой. Да нашла коса на камень, женился он. Ох и стерва мне попалась под видом его тещи. Все ей не так, все не по ней. И узкая я, и сиденья без подголовников, и громко я работаю. А на шипы и на блеск моей краски даже не обращает внимания. И все подзуживает моего Лёшеньку и его жену, продали бы вы эту «трахому» и купили бы иномарку. Сама она «трахома». Все-таки сделала по-своему, когда Лёша в командировке находился. Продать-то она меня не могла, потому что не была хозяйкой. А вот в аренду сдать, сдала, по дочкиному разрешению. Стали надо мной разные восточные люди измываться. И так меня изгваздали, исцарапали и помяли, что когда возвратился мой настоящий хозяин, он меня не признал и продал последнему арендатору за копейки. Вот они меня до этой свалки и довели. А я с тех пор женщин вообще перестала уважать. А иной раз, так и хочется закричать, люди берегите свои машины, ведь они так стараются угодить вам. Да, что теперь говорить. Ты, «газель», чего примолкла, давай рассказывай, что хорошего помнишь про себя.

Лето. Кучи неразделанного металлолома на базе вторчермета. Ночь. Скрип жестянки о жестянку от порывов ветра. Шебаршение лапок крыс и мышей, пробегающих по засыпанной железными стружками тропке ведущей к будке приемщика. Наверное, надеются поживиться чем-нибудь съестным в конторке, пока приемщик отсутствует на рабочем месте. Если прислушаться, то слышен тихий разговор у третьей кучи металлолома.

В течение нескольких минут старикан отмечал жирной меловой чертой выбранные куски металла, а бородатый Михалыч тщательно записывал их местоположение себе в записную книжку. Посетители покрутились по свалке еще немного времени и ушли к своим машинам. Дождь совсем прекратился. Из-за темных облаков выглянуло июльское солнце. На не тронутых ржавчиной местах кузова у «шахи» и кабины у «газели» заблистала старая краска, даже ржавчина давала рубиновые отблески солнечного света. Солнечные зайчики от колыхания оторванных жестянок и от крупной ряби на лужицах весело скакали по известным только им траекториям. На свалке опять поселилась тишина.