Один говорит, если чужая машина, лучше всего топор — воткнуть его в капот, чтобы хозяин проснулся поутру, а там торчит топор. Другой, что неплохо взять металлические шарики и бросить с последнего этажа. Эффект замечательный. Ничего из этого у меня не получалось, потому что любил спать. А знать ей это незачем.

— Ну так вот, — Мика облизывает свои идеальные губы. Сказала, что сделала гиалуроновую инъекцию (5 миллилитров) и жалеет об этом. Я сказал, что не похоже на то. — Что там белый городской мальчик на пороге среднего возраста с зарплатой в пять средних доходов на семью в селе имеет сказать про феминитивы?

Я перестал танцевать. Я никогда толком не танцевал, так, чуть-чуть, а потом перестал. Потому что танцы чепуха. Даже в ресторане под водку и саксофон. Танцевать нужно под настроение, когда выпил или рыбу поймал огромную. Или с женщиной, но если выпил обязательно, или когда фигура хорошая, тогда и без вина можно. Но с рыбой всегда танцуешь внутри и поёшь, и насвистываешь, и плюёшь на крючок с наживкой и пальцы о траву вытираешь, потому что тесто липкое.

Утром, когда я сдал смену и уже собирался домой, меня вызвал Бреус — врач и руководитель пансионата. Усаживаясь в кресло с лакированными подлокотниками, я подумал, что это место обычно занимают пациенты, которые вот-вот распрощаются с вольной жизнью сумасшедшего и надолго поселятся в пансионате.

Хорошо бы узнать что-то о своих сокамерниках. Я знаю их имена и ничего больше. По внешнему виду ничего нельзя сказать ни про одного сидельца, заключённого в эти стены, кроме того, что все они преступили когда-то закон. Все заключённые в одинаковых робах от Valentin Yudashkin, у всех на груди нечто вроде бэйджа, с именем и номером камеры. Надзиратели ходят по верхнему ярусу, следят за заключёнными и тоже, благодаря своей униформе, придуманной женщиной-дизайнером, похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы.