Хочется и хочется тебе признаваться в чувствах, пережитых к тебе за многие годы. Их было много, разных, и в оттенках каждого. Я и злилась, и недоумевала. Не взятому тобой там, для меня. Поэтому я так многого не знаю, и не смогла найти несмотря на огромный объём доступных знаний. Я грустила о детстве, которого ты недобрала, так увлекаясь познанием. Ты лепила себя, обделяя в чувствах. Ты недолюбила родителей, как ни старались они питать тебя своей любовью. Ты не додала благодарности и уважения друзьям (чёрт бы с другими), и два этих человека переживали твою чёрствость до конца жизни, полагая, что просто не успели принять то, что ты подразумевала (обманываться были рады). А ведь знаю же я, что ни о чем таком, ответственном, ты и не помышляла. Просто жила, как умела, не видела ничего очевидного рядом. Дура дурой! Не правда ли?

Сил рассматривать не осталось, и немного похрустев сеном в тюфяке обволок сон. Он не собирался отступать, когда сознание вспомнило про тело, и сонные образы перемешались с явью. Аромат соломы с запахом подсыхающих грибов дразнит чувства, а малиновый просвет сквозь веки расцвечивает сонные сюжеты. Под ватным одеялом тепло, а воздух хладен и густ. Вдох тянется сладостно, а выдох быстр предвкушением вдоха. Дымные следы от гона комарья сдобрили терпкостью вдохновенный эфир, и тихий писк за стенами не мешает снам, единственно усиливая тишину. В опушечной тени среди негустого разнотравья ярким пятном мухоморище. На шляпе божья коровка неспешно переползает между белыми веснушкам. Ах это же девчушья мордашка, и жучок сваливается с неё, морщащейся от щекотки. Девочка спит. Розовые щёчки, чуть ярче их курносинка, а ало пурпурный бантик губ выпускает пар в прохладе озаряющегося лужка. С стрельчатого листка травины свисает и набухает весом капля. В ней причудливо отражается озеро и рассвет. Шарик наконец срывается, и тяжко фонтанирует об веко. Большущий глаз распахивается, и синяя радужка заполоняет круг сужающегося зрачка. Шелестят крылышки, и над глазом зависает стрекозёнка. Глаз прищуривается, начинают дрожать ресницы и крылатка явно метит на них присесть. Глаз моргает, и вновь открывшемуся взору больше не мешает спугнутая надоедина. Уши начинают различать шороха. Шлёпают капли. Шуршит рядом мышь.

— Нет, это неверное определение. Скорее, как когда-то мечтали космисты на Земле, это приобретение лучше назвать органопроекцией, дополнением способностей. Ты станешь умнее, сильнее, быстрее, чувствительней. Тебе будут не страшны мутации под воздействием радиации и токсинов. В условиях более разрежённой атмосферы, чем на Земле, ты сможешь больше, чем человек. И, наверное, вырастешь.

Я оправдываю свою вероломность не только глубочайшей тоской, но и чувством преследующей меня неотвратимости судьбы. У тебя выбора тогда не было, а теперь есть. И несмотря на то, что любое из решений неизбежно вызовет в тебе сомнения в правильности, тебе уже будет легче, ибо решение примешь в этот раз ты, а не судьба.

Сил рассматривать не осталось, и немного похрустев сеном в тюфяке обволок сон. Он не собирался отступать, когда сознание вспомнило про тело, и сонные образы перемешались с явью. Аромат соломы с запахом подсыхающих грибов дразнит чувства, а малиновый просвет сквозь веки расцвечивает сонные сюжеты. Под ватным одеялом тепло, а воздух хладен и густ. Вдох тянется сладостно, а выдох быстр предвкушением вдоха. Дымные следы от гона комарья сдобрили терпкостью вдохновенный эфир, и тихий писк за стенами не мешает снам, единственно усиливая тишину. В опушечной тени среди негустого разнотравья ярким пятном мухоморище. На шляпе божья коровка неспешно переползает между белыми веснушкам. Ах это же девчушья мордашка, и жучок сваливается с неё, морщащейся от щекотки. Девочка спит. Розовые щёчки, чуть ярче их курносинка, а ало пурпурный бантик губ выпускает пар в прохладе озаряющегося лужка. С стрельчатого листка травины свисает и набухает весом капля. В ней причудливо отражается озеро и рассвет. Шарик наконец срывается, и тяжко фонтанирует об веко. Большущий глаз распахивается, и синяя радужка заполоняет круг сужающегося зрачка. Шелестят крылышки, и над глазом зависает стрекозёнка. Глаз прищуривается, начинают дрожать ресницы и крылатка явно метит на них присесть. Глаз моргает, и вновь открывшемуся взору больше не мешает спугнутая надоедина. Уши начинают различать шороха. Шлёпают капли. Шуршит рядом мышь.