«Пожалуй, на этом можно весьма долго продержаться, — подумал он, — если воспользоваться любовью советского народа к армии. Недаром ведь в каждой воинской части висит лозунг „Народ и армия едины“. Прокормит народ свои вооруженные силы и меня заодно. Можно, провернуть этакий „чайный гамбит[1]“, разыграв акт гостеприимства, а на этой волне получить ответный позыв щедрости».

Пенкина вызвали в штаб, однако вместо телеграммы ему дали график, чтобы расписаться за предстоящее дежурство по части в предстоящее воскресенье. Тут он понял, что график графиком, а кому заступать на дежурство, решает начальник штаба. Выходя из кабинета после того, как услышал от него в очередной раз, «чтоб служба медом не казалась», он обратил внимание в прихожей вагончика на доносящийся из-за соседней двери резкий голос комбата, беседовавшего с замполитом.

— Значит так, товарищи офицеры! Предъявляете майору свои документы, а он принимает решение о посадке. Мест всего двадцать восемь, дети на руках не в счет, двух сверх этого числа, как бывший десантник, разрешаю посадить без мест за баки с топливом. Итого тридцать. Остальные остаются до следующего рейса. Сегодня их будет еще два. В ближайшие пять суток прогноз благоприятный, постараемся по три рейса отправлять ежедневно. Остальные — воспользуйтесь попутным транспортом.

То расстояние, которое медведь в состоянии преодолеть одним прыжком, в сущности, отделяло беспечных охотников от расправы, которую он мог учинить. Весьма логично было бы ему наказать обидчиков, которые нанесли ему рану и второй час преследовали, не давая отдохнуть. Побелевший, как полотно, майор заорал:

Других эксцессов у военнослужащих разных лет службы в роте не было, в то время как на БАМе это была серьезная проблема. Каждую субботу перед разводом на хозяйственные работы зачитывались приказы перед строем. Каждый раз хотя бы в одном из них говорилось об искривлениях в этих отношениях.